Будни имперской стражи[СИ] - Матвей Курилкин

Сзади негромко хлопнула дверь, и вышедший из кабинета начальницы шеф, окликнул меня мрачным голосом, и велел идти на ковер. И я отправился отчитываться.

Госпожа Гриахайя вполне соответствовала своему имени. Принципы формирования женских имен у орков отличаются от мужских, что и не удивительно. Раньше, почти все орчанки были безымянными. Зачем женщине имя? Тем более, что у орков патриархат, а сидя дома совершать подвиги трудно. Теперь, конечно, имена носят все, и своих девочек орки называют просто по их наиболее характерным чертам. Гриахайя с оркского буквально переводится как "разящая наповал". Более литературно это можно перевести просто как "красавица" – специального слова, обозначающего красоту, у практичных орков нет. В общем, наша начальница была хороша с точки зрения представителя любой расы, не говоря уж про самих орков. Неудивительно, что шеф по ней сохнет. Хотя красотой ее достоинства не ограничиваются.

Я снял шляпу, и, вежливо поздоровавшись, дождался ответного кивка и уселся на стул для посетителей.

– Ну что ж, стажер Сарх, я не буду заставлять вас описывать случившееся в каторжной тюрьме. Я вполне доверяю мнению вашего начальника, а он описывал ваши действия как единственно возможные в данной ситуации. Думаю, он уже объяснил вам, чем нам всем, и вам в первую очередь, это угрожает. Стража – это сравнительно молодое, и достаточно неопределенное по статусу учреждение, и я не могу гарантировать вам защиту, но можете быть уверены, что я, как капитан стражи, сделаю все возможное, чтобы оградить вас от мести Семьи Сеннейл. Боюсь только, что я могу сделать не так уж много. С сегодняшнего дня вы больше не стажер, а действительный служащий стражи в чине сержанта, с соответствующим окладом. Как следствие, вы досрочно получаете имперское гражданство, и вместе с ним все права и обязанности гражданина Империи. Надеюсь, вы оправдаете оказанное вам доверие. К сожалению, это почти все, что я могу для вас сделать.

Услышав такие новости, я, если честно, не сразу поверил своим ушам. Я ожидал, что меня накажут, а то и уволят из стражи, чтобы оградить ее от возможных неприятностей, я даже убедил себя, что это не будет предательством. В лучшем случае я рассчитывал на строгий выговор. А вместо этого – сержантская должность, и имперское гражданство. Капитан не только не обезопасила себя и стражу от мести Семьи, она фактически взяла ответственность за мое преступление на себя. Сказать, что я был ошеломлен, было бы большим преуменьшением. И еще мне было очень неуютно. Потому что теперь мои ошибки перестали быть только моими ошибками, и отвечать за них придется не только мне. Не скажу, что я раскаялся в том, что убил коменданта, уверен, что будь у него такая возможность, шеф сделал бы то же самое, но осознавать, что я подставил под удар не только себя, было неприятно. Ведь как ни крути, а вступая в драку с комендантом, я думал не только о выполнении долга – если честно, принимая решение я руководствовался желанием отомстить за свою бывшую возлюбленную в не меньшей степени, чем чувством долга.

Леди Гриахайя, дождавшись, когда я осознаю новость, коротко побарабанила пальцами по столу, и продолжила:

– Я вижу, что вы осознаете ответственность, которую я на вас возлагаю. Не стоит так переживать по этому поводу, я уже упомянула, что одобряю ваши действия. Иначе мы бы говорили в другом тоне, – она позволила себе намек на улыбку, – и все‑таки, сержант, для меня осталась неясна одна деталь в отчете лейтенанта Огрунхая. С его слов я поняла, что оказавшая… эээ оказавшее вам услугу существо, отчасти является наследником… наследницей памяти и личности заключенной, которая была вам знакома, так?

– Да, так и есть. Я сам не знаю всех подробностей, ясно только, что та моя знакомая в некотором роде является матерью этого существа. И господин комендант практически признался, что отец этого существа – он сам. Вот только вряд ли оно – плод взаимной любви. Если вы интересуетесь моими мотивами, госпожа Гриахайя, то должен признаться: когда я узнал эти подробности, я перестал обдумывать возможность захватить коменданта живым. У сидов не принято щадить насильников, и я ничего не мог с собой поделать.

– Я поняла вас. Что ж, в этот раз ваши желания совпали с вашими обязанностями, только и всего. Надеюсь, в случае, если они будут противоречить друг другу, вы сможете сделать правильный выбор. Всего хорошего, сержант. – Леди развернула какой‑то свиток, и начала его внимательно просматривать, давая мне понять, что разговор закончен.

С тех пор, как мы вернулись, прошло уже четыре дня. Новых дел нам с шефом пока не предлагали, так что я целыми днями просиживал у Свенсона, потихоньку поглощая его фирменный чай, и беседуя ни о чем. Шеф запретил мне распространяться о происшедшем в каторжной крепости, да я и сам не очень к тому стремился, но наш штатный патологоанатом и сам все прекрасно знал – ему все‑таки удалось расспросить того солдата, с обнаружения трупа которого и началась эта история. Солдат знал не слишком много, но вполне достаточно, чтобы Свенсон мог строить догадки. Он и строил, и надо сказать, они не слишком отличались от истины. Правда, ничего нового для нас с шефом, из памяти бедного солдата извлечь не удалось. Это был один из тех смельчаков, о которых упоминали те солдаты, которым было приказано похоронить меня в колодце. Дождавшись, когда его отправили в город, сопровождать добытый груз, он сбежал. Отчаянный парень догадывался, что удаление от коменданта чары не ослабит, и заранее приготовился умереть, как только попытается рассказать что‑то начальству. И он решил хотя бы поднять тревогу. Местную администрацию Уррока внезапной смертью не удивить, и солдат решил рискнуть – добраться до столицы. В конце концов, в столице множество черных магов, возможно, им удалось бы снять проклятие. Однако сил дойти до столицы не хватило – пока он не оставил мысль навредить коменданту, он не мог есть, и с каждым днем чувствовал себя все хуже. Солдат избегал встречаться со случайными разумными, опасаясь, что только бесполезно умрет, пытаясь ответить на их вопросы, и потому постоянно сходил с дороги, пропуская как встречных, так и тех, кто шел в попутном направлении. Он так и умер, отсиживаясь в кустах и пропуская какую‑то повозку. Как выяснилось, и после смерти проклятие не давало рассказать о преступлениях коменданта. Однако, Свенсон в конце концов справился.

Так что в рабочее время я обсуждал с троллем свои приключения, при этом старательно избегая некоторых закрытых тем. Шеф в официальном отчете, над которым он трудился целый день, умудрился ни слова не сказать Ни о Флинне, ни о моей связи с Айсой. При этом смотрелось все это еще правдоподобнее, чем было на самом деле, так что и Свенсон получил именно ту версию, которую выдумал шеф. Он, однако, чувствовал, что в этом рассказе что‑то не так, и все пытался вывести меня расспросами на чистую воду. Я старался отвечать предельно честно, но так, чтобы истинная информация не всплыла.

С шефом мы на работе почти не виделись, зато дважды встречались после нее. Первый раз, в тот же день, как мы прибыли в столицу – пришлось проставляться в честь получение сержантского звания. Тут уж пришлось угробить почти все жалование, полученное за две недели – я же еще и рядового проскочил. Праздник получился утомительный, но приятный – все‑таки в столичных трактирах и готовят лучше, и сортов пива у них больше.

А еще через день, я с ним за компанию отправился в магический университет – выполнять обещание, данное тому старику, что меня лечил. В институте никак не хотели понимать, что нужно двум невежественным представителям стражи, а пара студентов – старшекурсников, которые попались нам первыми, вообще попытались деликатно намекнуть, что писанина какого‑то полоумного старика вряд ли стоит тех усилий, которые мы затратили на то, чтобы донести ее до университета. Дошло даже до того, что шеф немного превысил свои должностные обязанности – а именно близко познакомил лбы непочтительных студентов со всякими твердыми поверхностями. Студенты, попытались защититься, воспользовавшись знаниями, полученными в своей Альма Матер, но то ли это были плохие студенты, то ли специальность у них была такая не воинственная, но ничего путного у них не получилось. Так они в срочном порядке прониклись глубоким уважением как к орку с его (вернее старика) записями, так и, видимо заодно, ко мне, и со всеми почестями препроводили нас к самому ректору.

Ректор оказался благообразным старикашкой, с пронзительно ясными живыми глазками. Заинтересованно пробежав глазами несколько страниц, он долго допытывался у нас откуда у нас такое сокровище, и получив, наконец, ответ, что заключенный с каторги передал, на полном серьезе обещал добиться для него освобождения с условием дальнейшей работы на благо университета. Правда, после того, как мы подробно рассказали то немногое, что нам удалось узнать о прошлом каторги, катакомбах со странными свойствами, оставшихся от прежних жителей долины и прочих странностях он, похоже, переменил свое мнение. Теперь переводить оттуда старика – черного мага он уже не хотел, а наоборот, задумал отправить на каторгу научную экспедицию, которую чуть ли не сам готовился возглавить. А талантливого каторжанина, по‑видимому, собирался уговорить помочь экспедиции в исследованиях.